Испанские дети в гостях у Сталина: как их эвакуировали во время Гражданской войны, а потом не выпускали из СССР и отправляли в ГУЛАГ
В 1937-1938 годах из охваченной гражданской войной Испании вывезли 34 тысячи детей и подростков в возрасте от 5 до 15 лет. Их отправляли во Францию, Бельгию, Великобританию, Швейцарию, Мексику, Данию и СССР. Около трех тысяч эвакуированных оказались в Советском Союзе, откуда их потом много лет не выпускали, – даже после того, как пропаганда уже перестала использовать образ спасенных детей Испании, а сами дети выросли. Покинуть СССР и снова увидеть родных они смогли лишь через несколько лет после смерти Сталина.
“Дорогие родители! Вся моя жизнь здесь – сплошные страдания и голод… Я собираюсь разыграть свою последнюю карту: бежать нелегально из этой страны или попасть в тюрьму. Если у меня все получится, то скоро увидимся. А если удача не будет на моей стороне, не плачьте, а лучше посильнее ненавидьте диктатуры всех мастей – главных виновников наших несчастий”, – писал в начале января 1948 года в Москве 25-летний испанец Педро Сепеда. Шел одиннадцатый год его жизни в СССР. Сепеда, как и сотни его соотечественников в Союзе, мечтал только об одном – вернуться на родину или уехать в любую другую страну, но не мог. Он, как и другие “испанские дети”, оказался в заложниках эмигрировавшего в СССР руководства Коммунистической партии Испании и советских властей.
В письме родителям Сепеда упоминал своего младшего брата Рафаэля. Тот в голодном 1944 году попался на воровстве чего-то съестного и угодил в тюрьму. Освободился в 1946-м, но спустя всего несколько месяцев, как предполагал Педро в письме (и не ошибался), попал за решетку снова. В январе 1948 года Педро Сепеда не мог знать, что брата он больше никогда не увидит. Рафаэля зарезали в одной из советских тюрем.
Коротенькое, набранное на печатной машинке письмо Педро Сепеды никогда не дойдет Малаги, где жили его родители. Вместо них его прочитают следователи, которые будут допрашивать Сепеду на Лубянке, потом в “Лефортове”. Испанцу придется провести в СССР еще 18 лет, почти девять из них – в ГУЛАГе.
Всего в Союзе после окончания Гражданской войны находились 4195 испанцев, из них 2982 – несовершеннолетних. По данным каталонского офиса Amnesty International, с 1940 по 1956 год через советские тюрьмы и лагеря прошли 345 граждан Испании – то есть каждый двенадцатый из живших в СССР. Среди них были учителя, политические беженцы, военные пилоты, моряки и 193 “испанских ребенка”, спасенных от ужасов гражданской войны “лучшим другом испанских республиканцев” товарищем Сталиным (так об эвакуации детей в Союз писала коммунистическая пресса). Двое из этих детей – Педро и Рафаэль Сепеда.
Трагедия в Малаге
Гражданская война в Испании началась 18 июля 1936 года с мятежа в вооруженных силах против республиканского правительства, сформированного левой коалицией “Народный фронт”. В “Народный фронт” входила Левая республиканская партия, “Республиканский союз”, Испанская рабочая социалистическая партия, Коммунистическая партия, а также разные профсоюзные, в том числе анархистские, объединения. Государственный переворот возглавил генерал Франсиско Франко. Республиканцев оружием и инструкторами активно поддерживал Сталин. Армию Франко – Гитлер и Муссолини.
В Малаге, на юге Испании, в первые месяцы войны было относительно спокойно. Город продолжали контролировать республиканцы. Но в начале 1937 года при поддержке немцев и итальянцев на него стали наступать войска Франко. Малагу постоянно бомбила авиация и обстреливали с моря военные корабли. Ситуация ухудшалась с каждым днем.
Педро Сепеде было 14 лет, его младшему брату Рафаэлю – 12. Их родители поддерживали республику. Мать работала гладильщицей белья, отец был маляром и состоял в CNT – Национальной конфедерации труда. Это было анархистское объединение профсоюзов. Опасаясь за жизнь сыновей, супруги Сепеда решили на время отправить их к родственникам в Валенсию, на юго-восток страны. Педро и Рафаэль уехали на одном из последних поездов, отправлявшихся с уже разбомбленного железнодорожного вокзала буквально за несколько дней до захвата города войсками Франко 8 февраля 1937 года и страшной трагедии, известной как Бойня на шоссе Малага – Альмерия.
Спасаясь от массовых расстрелов, тысячи жителей Малаги попытались уйти из города на территорию, все еще подконтрольную республиканцам. Они двинулись пешком, а также на лошадях и ослах по шоссе, зажатому между горами и Средиземным морем, в сторону города Альмерия. Старики, женщины, подростки, дети, грудные младенцы на руках матерей. Визуальные свидетельства того страшного дня – фотографии чудом выживших канадского хирурга Нормана Бетьюна и архитектора Хазена Сайза. В своих воспоминаниях Бетьюн назвал эту колонну беженцев “двумястами километрами отчаяния”.
Дорога на Альмерию отлично просматривалась как с воздуха, так и с моря. Безоружных людей атаковали военные корабли и авиация, устроив бойню с минимальными шансами на спасение. По оценкам исследователей трагедии, в тот день погибли до пяти тысяч человек – в два с лишним раза больше, чем при бомбардировке Герники. Тела хоронили в братских могилах. Точное количество погибших на шоссе Малага – Альмерия не установили до сих пор.
Эвакуация в “Артек”
В Валенсии, куда приехали братья Сепеда, все пошло не по плану. Родственники встретили подростков на вокзале и почти сразу сдали их в детский дом, который курировала Коммунистическая партия Испании. Командование республиканских войск в тот момент еще оптимистично надеялось, что война не продлится больше года и непременно закончится их победой. На время самых ожесточенных боев и в условиях продовольственного кризиса правительство решило эвакуировать из Испании тысячи детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет, в первую очередь тех, чьи родители входили в партии и объединения правящей левой коалиции. Эвакуация началась весной 1937 года. Всего из Испании вывезли порядка 34 тысяч детей. Больше всего – 20 тысяч – во Францию. Пять тысяч – в Бельгию. Четыре тысячи – в Великобританию. Восемьсот человек – в Швейцарию. Около пятисот – в Мексику. Сто человек – в Данию. И около трех тысяч детей – в СССР.
Выбор страны эвакуации чаще всего зависел от того, какие корабли стояли в ближайшем порту. 21 марта 1937 года 14-летний Педро и 12-летний Рафаль Сепеда, находившиеся на иждивении у Коммунистической партии, оказались на советском корабле, идущем в Ялту. В 2014-м Анна Сепеда Эткина, дочь Педро, опубликовала книгу “Мука из другого мешка: воспоминания ребенка войны, застрявшего в сталинском раю”, в которой, основываясь на воспоминаниях отца, мемуарах других участников событий и на исторических документах, подробно восстановила историю братьев Сепеда с того момента, как родители посадили их на поезд в Малаге.
В СССР испанских детей разместили в Крыму, в лагере “Артек”. Там эвакуированные вместе с ними учителя, а также функционеры Коммунистической партии Испании начали “сортировку” прибывших по уровню образования и по тому, насколько их родители были лояльны республике и партии. В отборе лично участвовала знаменитая Долорес Ибаррури, больше известная как Пассионария, в тот момент депутат испанского парламента, а позже генеральный секретарь Коммунистической партии Испании в изгнании. Это ее “No pasarán!” (“Не пройдут!”) до сих пор любят повторять политики по всему миру, в том числе и в России. Целиком фраза из ее речи, произнесенной в Мадриде сразу после начала Гражданской войны в 1936 году, звучала так: “Фашизм не пройдет, палачи Октября не пройдут!” (¡El fascismo no pasará, no pasarán los verdugos de octubre!). Пассионария имела в виду, что националистическим силам Франсиско Франко никогда не взять испанской столицы и не победить в войне.
Выяснив у старшего из братьев Сепеда, состоят ли их родители в Коммунистической партии, и получив отрицательный ответ, Долорес Ибаррури назвала их “мукой из другого мешка”, то есть второго сорта. И с тех пор относилась к ним соответственно, вспоминал Педро. Из “Артека” несовершеннолетних испанцев начали распределять по разным детским домам, специально организованным для них. Педро и Рафаэля разделили. Первого отправили в Москву, второго – в Ленинград.
“Героические дети испанского народа”
Следующие два года, до полного поражения республиканского правительства и окончания войны в апреле 1939 года, эвакуированные испанские дети были любимой игрушкой советской пропаганды. Они появлялись на первомайской демонстрации рядом со Сталиным, о них писала газета “Правда”, их постоянно водили по фабрикам, где организовывали торжественные встречи.
“Секретарь местной партийной ячейки объявлял: “Только что прибыли дети героического испанского народа, приглашенные нашим правительством”. Люди вставали, аплодировали и кричали: “Да здравствует Республика!” и “Да здравствует товарищ Сталин, лучший друг испанских республиканцев!”. Дети заходили в зал с поднятыми кулаками. Младшие всегда шли первыми. Завидев их, советские работницы начинали плакать. Подходили поближе, обнимали, нередко целовали” – так описывает посещение одной из московских фабрик Анна Сепеда Эткина. Во время таких визитов кто-нибудь из испанских детей поднимался на трибуну и рассказывал о последних фронтовых новостях с родины. Секретарь партийной ячейки призывал собравшихся работать больше и лучше. Пели “Интернационал”, после чего испанских детей вели в заводскую столовую перекусить.
В первые годы в СССР испанских детей кормили отлично, вспоминали они впоследствии. Деньги на их содержание передало республиканское правительство, советские власти тоже не жадничали. По словам Фернандо Эрнандеса, профессора Автономного университета Мадрида, который специализируется на истории Коммунистической партии, на одного испанского ребенка в СССР тратили примерно в три раза больше, чем на его советского ровесника. Учили иностранцев по двуязычной программе – им преподавали как испанские, так и местные учителя. И вскоре большинство детей вполне сносно заговорили по-русски.
Эвакуация в СССР, которая должна была продлиться максимум несколько месяцев, затягивалась. Война в Испании, к неудовольствию Сталина, закончилась разгромом Республики, и тут иностранцам стало окончательно понятно, что выехать из СССР крайне проблематично или даже невозможно. Пассионария, превратившаяся в лидера испанской эмиграции в Союзе, была категорически против того, чтобы ее соотечественники уезжали в третьи страны. Многие хотели перебраться в Мексику, куда эвакуировались их родственники. Но Долорес Ибаррури собиралась продолжать борьбу и даже способствовала тому, что самые недовольные и требовательные бесследно исчезали по ночам. Среди репрессированных оказались несколько школьных учителей, военные пилоты, приехавшие в СССР на курсы повышения квалификации, моряки, застрявшие в советских портах. Поняв, что страна Советов не имеет ничего общего с той картинкой, которую транслировала коммунистическая пропаганда, эти люди просто хотели уехать. Если кому-то удавалось избежать ареста и все-таки покинуть Союз, Пассионария начинала против них пропагандистскую кампанию: Ибаррури обвиняла бывших “советских испанцев” в предательстве родины, народа и в черной неблагодарности к гостеприимству СССР.
Хорошо кормить эвакуированных детей перестали с началом Советско-финской войны (1939–1940 годы), а в июне 1941-го о них вообще забыли. И если Педро Сепеде в тот момент было уже 19 лет, то многим испанским детям, у которых в СССР не было ни одного родного человека, едва исполнилось 12, 13, а то и 10 лет. Они целиком зависели от учителей и от Долорес Ибаррури. Педро Сепеда вместе со школой-интернатом, где до этого учился, с началом войны в Союзе поехал из Москвы в Барнаул. Эвакуация длилась несколько месяцев. В поезде голодали. На станциях, чтобы купить что-то из еды, продавали одежду. Многие совершеннолетние испанцы, в том числе и Педро Сепеда, пошли воевать. Сын самой Пассионарии, 22-летний командир пулеметной роты Рубен Руис Ибаррури, в сентябре 1942 года погиб под Сталинградом, и в 1956-м ему посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.
“Почему испанцы бегут из СССР в сундуках?”
После победы над нацистской Германией Педро Сепеда вернулся в Москву, и совсем ненадолго его жизнь, казалось, наладилась. Сбылась самая большая мечта Педро: петь на сцене. У испанца был отличный голос. Сепеду приняли в труппу Музыкального театра им К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, где он исполнял испанские и неаполитанские песни. Но с карьерой певца пришлось попрощаться уже в 1947-м, когда советские власти запретили публичное исполнение произведений на иностранных языках.
Лишиться работы иностранцу в СССР в тот момент, когда еще продолжала действовать карточная система, было тяжелым испытанием. Педро подкармливали друзья и знакомые, он скитался по чужим углам, нередко ночевал на железнодорожных станциях. По воспоминаниям испанца, он уже больше походил на тощий ходячий труп, чем на живого человека, когда в конце туннеля неожиданно забрезжил свет.
В 1946 году Москва восстановила дипломатические отношения с Буэнос-Айресом, разорванные сразу после революции 1917 года. И весной 1947-го в СССР прибыл аргентинский посол Федерико Кантони с подчиненными. Среди персонала дипмиссии находился “посланник аргентинских рабочих” (это была новая должность, придуманная недавно пришедшим к власти президентом Хуаном Доминго Пероном) в СССР Педро Конде Магдалено, генеральный секретарь Союза булочников и кондитеров. Живя в Буэнос-Айресе, 34-летний пекарь восхищался СССР и был счастлив поехать на родину вождя мирового пролетариата.
Послевоенная Москва и ее нищета шокировали аргентинцев. Их разместили в гостинице, выделив по комнате на семью. Уступив две кровати жене и детям, посланник аргентинских рабочих больше полугода спал на полу. “Главная работа дипломата в Москве – достать хоть какие-нибудь продукты”, – писал Конде в своей книге о СССР, изданной после возвращения в Аргентину. Менять доллары на рубли в отеле иностранцам предлагали по максимально невыгодному курсу, а цены в ресторане были непомерно высокими. Доставать продукты, которых постоянно не хватало, приходилось на черном рынке на Петровке. “Старушка показывает на ладони крошечный кусочек хлеба, такой же черный, как ее грязная рука. Рядом девушка предлагает хвост сушеной рыбы. Женщина продает головку чеснока и два дырявых носка. Мальчик – сигареты поштучно и презервативы”, – рассказывал Конде в книге.
Через несколько месяцев после приезда Конде в Москву к нему пришел худой как скелет испанец – просить любую работу. Педро Сепеду, а это был именно он, наняли в аргентинское посольство переводчиком. Через некоторое время он познакомил дипломатов с еще двумя своими друзьями и соотечественниками. 31-летний Хосе Антонио Туньон был испанским военным летчиком, которого республиканские власти отправили на учебу в СССР. 36-летний хирург Хулиан Фустер Рибо приехал в Советский Союз сам после окончания Гражданской войны. Сначала работал в Абхазии, в начале Великой Отечественной войны возглавил хирургическое отделение эвакуационного госпиталя в Ульяновске, с апреля 1943 года стал работать в московской больнице им. Семашко, а с 1946-го – в Институте нейрохирургии им. Бурденко.
Туньон и Фустер годами добивались от советских чиновников разрешения уехать в Мексику, где жили их семьи. Но все прошения раз за разом отклоняли. Испанцам настоятельно рекомендовали прекратить беспокоить советские власти и открыто угрожали арестом. В ноябре 1947 года хирурга Хулиана Фустера исключили из Коммунистической партии Испании и уволили из института Бурденко. Судя по воспоминаниям Сепеды, к этому времени очень немногие испанцы, в основном приближенные к Долорес Ибаррури, оставались в СССР по собственному желанию. Все остальные давно разочаровались в коммунизме и уехали бы при первой возможности. Но большинство из них, опасаясь за собственную жизнь, предпочитали молчать и ждать чуда.
Педро Конде и еще один аргентинский дипломат Антонио Басан старались помогать своим новым знакомым испанцам всем, чем могли: продуктами, одеждой, обувью. Сепеда и летчик Туньон так отчаялись, что готовы были рискнуть жизнью ради того, чтобы уехать из СССР.
В январе 1948 года дипломатическая командировка Антонио Басана заканчивалась, и он возвращался в Буэнос-Айрес. Сопровождать коллегу должен был Педро Конде. Аргентинцы решили тайком вывезти испанцев, спрятав их в сундуках с вещами. У Басана как у покидающего СССР дипломата было право без досмотра вывезти довольно много багажа. Испанцы начали готовиться: сильно похудели, часами сидели в сундуках, готовясь к тяжелому перелету, сделали дырочки для вентиляции, взяли подушки для головы и придумали положить внутрь мешки с горячей водой. Оказавшись за пределами СССР, Туньон и Сепеда хотели обратиться в ООН и рассказать, как Сталин держит в заложниках тысячи испанцев.
В личных вещах аргентинские дипломаты везли десяток писем от испанских эмигрантов. Многим из них запрещали переписываться с родственниками за границей, а если это и было разрешено, то из-за цензуры сообщить хоть что-то о своей реальной жизни в СССР было совершенно невозможно. Среди документов, которые везли сотрудники посольства, было и письмо уволенного хирурга Фустера. В нем, в частности, была такая строчка: “Долорес Ибаррури, чтобы имя ее было проклято, а кости ее сожрали собаки…”
Ранним утром 2 января 1948 года Педро Конде и Антонио Басан выехали в аэропорт. Конде пропустили на борт вместе с сундуком, в котором находился летчик Хосе Антонио Туньон, – дипломат мог брать с собой в салон крупногабаритный багаж. А от Басана советские таможенники потребовали заплатить за перевес рублями, доллары не принимали. В аэропорту деньги не меняли, и Антонио Басану, в сундуке которого прятался Сепеда, пришлось вернуться в посольство и отложить поездку на несколько дней. Рейс он пропустил.
Тем временем самолет с Педро Конде и Хосе Антонио Туньоном на борту поднялся в воздух и взял курс на Прагу. В самолете грузчики поставили сундук с испанцем внутри вверх ногами, зажав его со всех сторон другим багажом. Оказавшийся в неудобной позе Туньон стал задыхаться, несколько раз терял сознание и, отчаявшись, изо всех сил начал колотить изнутри ногами и руками. Тогда Конде открыл сундук. Стюардесса заперлась в кабине с пилотами. Самолет развернулся – полетел обратно в Москву. По возвращении в Союз аргентинца и испанца задержали и разделили.
Педро Конде двое суток провел в холодном ангаре. Ему, сотруднику дипломатической миссии, не давали ни есть, ни пить, не пускали в туалет. Испанца Туньона избивали и пытали. Просмотрев найденные в багаже письма и документы, в Москве задержали Педро Сепеду и Хулиана Фустера. За аргентинских дипломатов вступился Буэнос-Айрес, их пообещали судить и наказать на родине (чего, естественно, никогда не сделали). Педро Конде и Антонио Басана выслали из СССР. Их долго держали на границе, перерыли все вещи и на прощание разбили урну с прахом коллеги – охранника посольства Аргентины, который скоропостижно скончался в Москве от рака. Его семья никогда не смогла его похоронить.
Сразу по возвращении в Буэнос-Айрес Педро Конде дал пресс-конференцию, на которой рассказал о положении испанских эмигрантов в СССР и призвал международные организации бороться за их освобождение. Он издал книгу “Почему испанские беженцы бегут из СССР в сундуках?”. Латиноамериканские коммунисты, которые получали финансирование из Москвы, травили Педро Конде как могли: одни объявляли его агентом США, другие – просто сумасшедшим. Аргентинец умер в 1963 году. Он не знал, что происходило в СССР с Педро Сепедой и Антонио Туньоном, и был уверен, что их расстреляли.
“Измена родине” и возвращение домой
На Лубянке, а потом и в “Лефортове” Педро Сепеда пережил то же самое, что и тысячи арестованных советских граждан. Его избивали, выбили зубы, пытали, прищемляя пальцы двойной крышкой стола, били по голому телу вымоченными в ведре с соленой водой полотенцами, чтобы кожа покрылась волдырями и язвами. Не давали спать, ночами таскали на допросы. Обвиняли в масонском заговоре и в работе на разведку США. В январе 1948 года Педро Сепеду за “попытку бегства за границу” признали виновным по статье 58-1а, “Измена родине”, и приговорили к 25 годам лагерей.
Советские власти при этом совершенно не смущало, что у испанцев не было гражданства СССР и родиной для них была совсем другая страна. В момент отправки в ГУЛАГ иностранцы были такими же бесправными существами, как и другие зэки. Узнав о приговоре, Долорес Ибаррури заявила: “Таких, как Сепеда, я бы повесила на одном из фонарей на улице Горького в Москве”. Пока испанцев пытали в тюрьмах, обеспокоенная положением на Пиренейском полуострове газета “Правда” публиковала статьи под заголовками “Советские женщины протестуют против кровавого террора Франко” и “Ужасающее положение рабочих в фашистской Испании”.
Хосе Антонио Туньон получил 25 лет лагерей, хирург Хулиан Фустер – 20 лет. Его имя на страницах “Архипелага ГУЛАГ” дважды упоминает Александр Солженицын. Первый раз – рассказывая о самодурстве начальника отдельного лагерного пункта, который то отправлял хирурга на каменный карьер, то требовал, чтобы тот его срочно оперировал. Второй раз – в главе о Кенгирском массовом восстании заключенных и о его жестоком подавлении в июне 1954 года: “А еще сзади, по разделению карательного труда, принятому уже в Экибастузе, и в Норильске, и на Воркуте, бежали надзиратели с железными ломами и этими ломами до смерти добивали раненых. (В ту ночь в больнице второго лагпункта засветилась операционная, и заключенный хирург испанец Фустер оперировал.)”
Педро Сепеду после приговора отправили отбывать наказание сначала на угольные шахты в Инте (Республика Коми), а позже в Караганду (город в Казахстане). С испанца сняли судимость и освободили только в июне 1956 года – Педро Сепеде было 34 года. Незадолго до освобождения он от отчаяния пытался покончить с собой. Вернувшись из Казахстана в Россию, Сепеда устроился преподавателем музыки в подмосковную школу, где познакомился со скрипачкой Светланой Эткиной. Они поженились и весной 1966 года вместе со старшим сыном смогли покинуть СССР.
Семья поселилась в Мадриде. Сепеда работал журналистом и переводчиком. В 1975 году умер Франсиско Франко, и Испания после долгих десятилетий диктатуры вернулась к демократии. “Постепенно мой отец привык к маленьким удовольствиям мадридской жизни: кофе и чуррос по утрам в кафе, читать газеты, в голос комментируя все, что тебе вздумается, дышать воздухом Испании, которая открывалась всему миру”, – писала Анна Сепеда Эткина. Сепеда пережил Франко на девять лет – он скончался в 1984-м в Испании.
Другие герои этой истории в конце 1950-х тоже смогли покинуть СССР. Хирург Фустер вернулся в Испанию. Летчик Туньон воссоединился с родными в Мексике. Долорес Ибаррури триумфально вернулась в Мадрид в 1977 году.
